|
Когда — не помню, где — ней знаю, жил-поживал Курай- дед. Он от ветра шатался, от росы сгибался, всех на светев боялся. Звякнет поутру его старушка пустым ведром, а уж он ни жив, ни мертв: в кошму завернется, в комочек сожмется, трясется весь. А жили они в тростниковом шалаше, на- зеленой лужайке, у синего озера. Всякий день выходил Курай-дед на рыбную ловлю, но сыт не бывал со старушкой ни разу: что ни попадало в его сети, все доставалось рыжей лисе.
Закинет дед сети — рыба в них так и валит. Он на берег улов вытащит, лоб бородой вытирает, а сам радуется:
— Вот рыбы-то сколько! На сто дней хватит. Будет теперь моя старушка по горло сыта!
А рыжая лиса уж тут как тут,— на пригорке станет, ногами топочет, зубы скалит. Как же деду не испугаться!
Бросается он со всех ног к шалашу, вопит во весь голос: — Спрячь меня, спрячь поскорее, старушка! Опять лиса за рыбой пришла. Я ее боюсь.
Забьется Курай-дед в уголочек, горько плачет, бородой глаза трет, а старушка его утешает:
— Не плачь, Курай-дед, не горюй — ты завтра еще больше рыбы поймаешь. А на завтра та же беда.
Раз шел Курай-дед берегом озера. О траву спотыкается, по сторонам озирается — страшно ему. Время к вечеру было. Вдруг слышит дед над собой стон и звон. Ноги у него подкосились, малахай с головы свалился. А это комариный рой летел. Опустились комары деду на лысину, стали шалить. Терпел, терпел Курай-дед и не вытерпел: хлопнул ладонью по лысине,— вся ладонь в крови, всех комаров убил. Расхрабрился тут дед, расхвастался:
— Вот какой я батыр, вот какой удалец! Сто врагов победил. Ста недругов кровь пролил! И решил он отправиться в дальние странствия, попытать удачи, поискать славы. Раздобыл посошок, бородой подпоясался, со старуш-,кой простился и двинулся в путь. Шел, шел, нашел утиное гнездо и в нем двенадцать яиц. Зарыл он яйца в песок и думает: «На обратном пути возьму. Порадую старушку подарочком». И пошел дальше. К вечеру устал Курай-дед. Лег отдохнуть до рассвета. Полбороды под себя подостлал, другой половиной укрылся и заснул, да так крепко, что и утро проспал. Проходил мимо дяу — одноглазый великан. Видит, спит на земле старичок, а рядом лежит палка. Вдруг Ку-рай-дед потянулся, чихнул и проснулся.
— Долго же я спал,— говорит,— солнце уже высоко поднялось. Пора мне в дорогу!
— А ты кто такой? —спрашивает одноглазый великан.
— Я Курай-дед, батыр-удалец. Я сто врагов одним ударом истребил. А ты кто?
— Я дяу — одноглазый великан. Пальцем погрожу — бурю осажу, пальцем постучу — гору сворочу, пальцем ткну — улетишь ты, Курай, на луну! Испугался дед, но виду не подал. — Если так,— говорит,— давай с тобой померимся силой. Великан:
— Ладно, давай!
Вот привел Курай-дед одноглазого великана к тому месту, где были зарыты утиные яйца, и спрашивает:
— Можешь ли ты, одноглазый великан, мозг земли вышибить?
— Я все могу! — отвечает одноглазый великан. Брюхо надул, глаз свой выпучил, с горы разбежался, да как хватит пятками оземь — погнулась земля на сто верст, пыль поднялась до небес, а мозга земли не видно. А Курай-дед лишь легонько наступил на утиные яйца, и брызнул из земли желток.
— Вот он — мозг земли!—говорит.— Где тебе, одноглазый великан, со мною тягаться! Задрожал одноглазый великан всем телом.
— Победил ты меня, Курай-дед! Будь моим гостем. Пошли они степью. Впереди забелела гора.
— Что за гора? —спрашивает Курай-дед.
— Зто не гора,— отвечает одноглазый великан,— это моя юрта.
Подходят они к великановой юрте. Хотел Курай-дел через порог переступить, да запутался в бороде. Говорим
— Внеси-ка меня в юрту, приятель, а то как бы мне невзначай дверь не своротить.
Внес его одноглазый великан в юрту, посадил у очага на почетное место. Осмотрелся Курай-дед по сторонам: вот юрта так юрта — от стены до стены день верхом скакать, три дня на арбе ехать!
— Хороша ли у меня юрта? — спрашивает одноглазый великан.
Курай-дед:
— Юрта хороша, только чуточку тесновата!
Тем временем сварилось мясо. Подает одноглазый великан гостю бычью ногу:
— Ешь, Курай-дед, на здоровье! Курай:
— Спасибо, рахмет. Съел я вчера за обедом десять быков, так и сейчас еще сыт. Мне бы водицы испить...
Схватил одноглазый великан свое великанье ведро и к колодцу, а Курай-дед кричит ему вслед:
— Постой, постой, ты куда с ведром? Неси сюда весь колодец!
Ночь пришла. Легли спать. В полночь шепчет великан своей великанше:
— Не будет мне радости, пока жив Курай-дед. Он всех на свете сильнее. Нужно его убить!
Курай-дед не спал, все это слышал. Положил он потихоньку на свое место деревянную ступу, а сам притаился за сундуком. И вот слышит: поднялся одноглазый великан с подушек, отыскал топор, подобрался к дедовой постели, да как хватит обухом по ступе — ступа в щепки. Смеется одноглазый великан:
— Хоть ты, Курай-дед, и батыр-удалец, а пришел, Курай-дед, и тебе конец!—Повалился на подушку и захрапел.
А утром проснулись одноглазый великан и великанша и глазам не верят: лежит дед как ни в чем не бывало на белой кошме, будто от скуки в бороде волоски пересчитывает, зевает да почесывается.
— Ты бы,— говорит,— блох повывел. Они мне, проклятые, ночью спать не давали.
Побелел одноглазый великан от страха, глазом моргает, а сказать ничего не может.
Стал тут Курай-дед в обратный путь собираться. Зовет с собой одноглазого великана:
— Погостил я у тебя, одноглазый великан, и довольно. Пойдем-ка теперь ко мне,— я тебя еще и не так угощу!
Вот и пошли они — Курай-дед впереди, одноглазый великан — следом за ним.
Дошли до синего озера, добрались до зеленой лужайки, виден уже и тростниковый шалаш.
Выбегает из шалаша старушка и прямо деду на шею:
— Жив ли ты, здоров ли ты, Курай-дед? Где бывал? Что видел?
Курай-дед ей:
— После все, старушка, расскажу, а сейчас готовь-ка ты нам угощение получше. Я приятеля с собой веду.
Глянула старушка на одноглазого великана и только руками всплеснула.
— Да чем же мне вас угощать? Нет ведь у нас в шалаше ни крошки.
— Как так нет?—говорит Курай-дед.— Я же, уходя, оставил тебе семь одноглазых великанов. Неужто ты им всех прикончила?
Как услышал эти речи одноглазый великан, так и обомлел. «Ну,—думает,— не будет мне здесь, видно, добра!» — Повернулся — да бежать. Шагнул раз — и скрылся с глаз. На полпути встречается ему рыжая лиса. Лиса:
— Здравствуй, дяу — одноглазый великан, откуда бежишь?
Великан:
— Бегу я от Курай-деда. Он всех на свете сильнее! Хотел меня убить!
Рассмеялась рыжая лиса:
— Да я у этого деда каждый день весь улов отнимаю! Он ведь всех на свете боится. Пойдем-ка к нему вдвоем. Мы его проучим!
И верит и не верит лисе одноглазый великан. Однако подумал и поплелся за лисой. Идет злой-презлой, страшно так глазом ворочает.
Дошли они до синего озера, добрели до зеленой лужай-ки, показался уже и тростниковый шалаш. А возле шалаша стоит дед Курай, бороду поглаживает, будто от радости приплясывает и еще издали кричит:
— Аи да и молодец же ты у меня, рыжая лиса, спасибо за службу! Я уж было думал, что одноглазый великащ совсем ушел из моих рук. Вдруг смотрю: ты его назад тащишь. Веди, веди его скорее! Мы со старушкой давно пров голодались.
Рассвирепел одноглазый великан:
— Так вот что ты задумала, рыжая лиса!
Схватил лису за хвост — да об землю. Из лисы и дух вон. А сам бежать чго было сил. Шагнул раз — и скрылся с глаз.
Захлопал в ладоши Курай-дед, запел от радости:
— Аи, жаксы! Аи, хорошо, вот любо! Будет у старушки лисья шуба!
Подошел Курай-дед к рыжей лисе: лежит лиса, не шевелится, ноги вытянула и зубы оскалила.
— Скалься, скалься,— говорит дед,— я теперь тебя не боюсь!
Начал он с рыжей лисы шкуру сдирать. Один бок ободрал, нужно бы ему лису на другой бок перевернуть, да как с ней сладишь! Тяжелая лиса, отъелась дедовой рыбой. Трудился-трудился, тужился-тужился,— пуп трещит, по бороде пот бежит, а лиса все ни с места. Махнул Курай-дед рукой.
— Зачем,— говорит,— старушке лисья шуба, она и в овчинной лучше всех!
И стали они жить по-прежнему. Только Курай-дед никого больше с тех пор не боялся. И рыбы у них теперь всегда было вдоволь.
|
